Двойная звезда [Двойник; Дублер; Звездный двойник; Мастер перевоплощений] - Роберт Хайнлайн

Когда я входил в бар, этих четверых здесь не было — я бы их непременно учуял. По той же самой причине их не могло быть здесь, когда я подходил к дверям, показывая Дэку Бродбенту его походку. А теперь они были здесь, стоя на своих подставках вокруг стола и пытаясь подражать людям. И хоть бы вентиляция заработала сильнее.

Даровая выпивка, стоящая передо мной, не очень-то соблазняла меня — я просто хотел дождаться своего нового знакомого, вежливо поблагодарить его и уйти. Тут я внезапно припомнил, что уходя, он бросил пристальный взгляд в сторону все тех же марсиан. Может быть его уход был как-то связан с ними? Я взглянул на них снова, пытаясь определить, наблюдают ли они за нашим столиком или нет — но разве можно сказать, куда марсианин смотрит или о чем он думает? Кстати это мне в них тоже не нравится.

Несколько минут я просидел, вертя в руке стакан и теряясь в догадках; что же могло случиться с моим космонавтом. У меня были все основания предполагать, что его гостеприимство может достигнуть размеров обеда, а если мы станем друг другу достаточно «симпатико», как говорят в Мексике, мне даже может обломиться небольшой денежный заем. Потому что перспективы у меня были самые никудышные — могу признаться, что я пытался дозвониться до своего агента, но его автосекретарь просто записывал мое сообщение на пленку, а если у меня сегодня не окажется монеты для подкормки ненасытной двери номера, то мне негде будет переночевать… Вот как низко упали мои акции: дожил до того, что вынужден жить в каморке с автоматической дверью. В самый разгар моих грустных самопризнаний, меня тронул за локоть официант.

— Вас вызывают, сэр.

— А? Спасибо, приятель. Принесите, пожалуйста, аппарат сюда, к столу.

— Очень жаль, сэр. Но его нельзя принести сюда. Это прямо по коридору, кабина номер двенадцать.

— Вот как. Ну, спасибо, — ответил я, постаравшись придать голосу побольше искренности, раз уж мне нечего было дать ему на чай. Проходя мимо столика марсиан, я обошел его далеко стороной.

Теперь я понял, почему нельзя было принести аппарат на стол: № 12 был кабиной повышенной безопасности, защищенной от подглядываний и подслушивания и многого другого. Изображения не было, и оно не появилось даже тогда, когда я закрыл дверь кабины. Экран оставался молочно-белым до тех пор, пока мое лицо не оказалось напротив передающего устройства. Только тогда молочная пелена на экране растаяла и я увидел лицо своего знакомого-космонавта.

— Прошу прощения, что побеспокоил, — быстро сказал он, — но я очень торопился и не мог объяснить всего. Я хотел бы попросить вас сейчас же прийти в комнату номер 2106 в отеле «Эйзенхауэр».

Объяснять он ничего не стал. «Эйзенхауэр» — такой же неподходящий для космонавта отель, как и «Каса Маньяна». Я просто сердцем почуял беду. Ну в самом деле, не будешь же приглашать первого встречного, с которым познакомился в баре несколько минут назад, в свой номер, да еще так настойчиво — по крайней мере, если он был одного с тобой пола.

— А зачем? — спросил я.

Лицо космонавта приняло выражение человека, который привык, чтобы ему подчинялись беспрекословно: я изучал его с профессиональным интересом — это выражение довольно таки сильно отличается от выражения гнева. Оно больше походит на грозовую тучу, набегающую перед бурей. Но он быстро взял на себя в руки и спокойно ответил:

— Лоренцо, у меня нет времени объяснять. Вам нужна работа?

— Вы собираетесь предложить мне работу по профессии? — медленно спросил я. Какое-то мгновение мне казалось, что он предлагает мне… Ну, в общем вы понимаете — работенку. До сих пор мне удавалось хранить профессиональную гордость, невзирая на пращи и стрелы яростной судьбы.

— Конечно же по профессии, — быстро ответил он. — Причем требуется актер самой высокой квалификации.

Я постарался, чтобы чувство облегчения никак не проявилось на моем лице. То, что я бы согласился на любую профессиональную работу, было сущей правдой — я бы с удовольствием исполнил роль балкона в «Ромео и Джульетте», но ни к чему показывать свою заинтересованность.

— А какого рода работа? — спросил я. — У меня много предложений.

Но он не клюнул на удочку.

— Я не могу рассказывать это по фону. Вам, наверное, неизвестно, но это факт: с помощью специального оборудования можно подслушивать даже самые надежно защищенные линии. Так что поторапливайтесь.

Чувствовалось, что я ему очень нужен, следовательно, заинтересованность выказывать ни к чему.

— Послушайте, — запротестовал я. — За кого вы меня принимаете? За мальчика на побегушках? Или, может быть, за мальчишку, который готов разбиться в лепешку, лишь бы ему доверили что-нибудь поднести? Я — Лоренцо! — Я гордо вскинул голову и принял оскорбленный вид. — Что вы можете мне предложить?

— Хм… Но, черт возьми, я не могу рассказать этого по фону. Сколько вам обычно платят?

— Что? Вы имеете в виду мой профессиональный оклад?

— Да, да!

— За одно выступление? Или за неделю? Или стоимость длительного контракта?

— Нет, нет. Сколько вы берете в день?

— Минимальная сумма, которую я получаю за одно вечернее выступление — сотня империалов. — Это было сущей правдой. Конечно, иногда мне приходилось играть кое в каких скабрезных и глупых постановках, но получал я за это ничуть не меньше своей обычной платы. У каждого человека должны быть определенные стандарты. Я считаю, что лучше поголодать, чем соглашаться на нищенскую плату.

— Прекрасно, — быстро отозвался он. — Сотня империалов наличными у вас в руке как только вы окажетесь у меня в номере. Но поторопитесь!

— А? — я вдруг с огорчением понял, что с такой же легкостью мог бы запросить и двести и даже двести пятьдесят. — Но я еще не принял вашего предложения.

— Это не имеет значения! Мы обговорим это, как только вы появитесь у меня. Сотня ваша, даже если вы откажетесь. Если же вы согласитесь — ну скажем, можете назвать эту сумму премиальной и не входящей в плату за работу. Ну, пойдете вы ко мне, наконец, или нет?

Я склонил голову.

— Конечно, сэр. Потерпите немного.

К счастью, отель «Эйзенхауэр» расположен неподалеку от «Каса», потому что мне бы нечем было даже заплатить за проезд. Однако, хотя искусство ходить пешком почти утрачено, я владею им в совершенстве — и это дало мне возможность немного привести в порядок мысли. Уж кто-кто, а я-то вовсе не был дураком; я прекрасно понимал, что если человек с такой навязчивостью пытается всучить другому деньги, то настало время изучить карты, потому что здесь явно скрыто что-то или незаконное, или опасное, или и то и другое вместе. Конечно, меня мало волновала законность ради законности. В этом вопросе я был полностью согласен с Бардом, что закон часто оказывается идиотом. Но, в основном, я ходил по правой стороне улицы.